Записки районного хирурга - Страница 66

— Да вы что!

— Вы утверждаете, что он сам себя ножницами ударил?

— Да! А вы мне не верите?

— Я не следователь, а врач. Просто интересно, как мог человек сам себя ударить в сердце, да еще ножницами?

— Я и сама не понимаю! А скажите, он жить будет?

— Думаю, да! Операция прошла успешно. Если в послеоперационный период не возникнет никаких осложнений, то должен поправиться.

— Спасибо вам, Дмитрий Андреевич!

Забегая вперед, скажу, что папа Лидии Михайловны поправился без осложнений, и под старый Новый год его выписали. Следователю он заявил, что сам себя ударил ножницами. Мол, не налили, обиделся и…

Но ровно через год, первого января 1999, его доставили… с ранением сердца. Мужчина снова ударил себя ножницами в сердце и снова попал в левый желудочек. Встретились мы той же теплой компанией — я, дочка-медсестра и ее неугомонный папенька. Чудеса, да и только!

Оперировать повторно оказалось гораздо сложнее. После предыдущей торакотомии легкое намертво спаялось с париетальной плеврой, выстилающей грудную полость. Пришлось в буквальном смысле отдирать ткань легкого от грудной стенки, настолько прочно все срослось.

Острый край ножниц травмировал стенку сердца практически по старому рубцу. Естественно, и на этот раз жизнь старого чудака была спасена.

— Лидия Михайловна, думаю, в третий раз вашего папеньку будет ой как нелегко спасти! — сказал я дочери пострадавшего. — Еле добрался до сердца, все так спаялось! В следующий раз вы или ножницы затупите, или самогону не пожалейте, а то он у вас вон какой прыткий.

— Дмитрий Андреевич, да уж не знаю, что с ним делать. Ведь весь год не пил, а на Новый год принял — и понеслось!

— Значит, на 2000 год заприте его в сарае или в бане.

Не знаю, последовала ли она моему совету, но больше любитель пощекотать свое сердце ножницами к нам не обращался.

Вернемся в 1998 год. Разобравшись с ранением сердца, я вышел осмотреть кишечную непроходимость, после, привезли аппендицит. Потом я зашил еще несколько поврежденных частей тела и вправил вывих. Часам к девяти вечера я всех спас и поехал домой.

По дороге по рации передали, что поступил вызов из частного сектора, вроде бы как огнестрельное ранение в голову.

— Доктор, заедем, посмотрим? — предложила фельдшер.

— Да запросто! Гулять так гулять! Новый год же!

Посередине огромного забетонированного двора, прижавшись спиной к стене дома, лежал мужчина средних лет и смотрел в никуда широко открытыми глазами. С его шеи стекала густая вязкая кровь, между ног в красной луже валялась пневматическая винтовка.

— Смотрите, из «воздушки» застрелился! — констатировал я, обследовав покойника. — Еще кровь не успела замерзнуть, совсем недавно.

— Как с «воздушки»? — удивилась фельдшер. — Разве такое возможно?

— Получается, что возможно! Приставил к сонной артерии, бах! Перебил сосуд и помер от кровотечения.

— А-а-а-а-а! Я же только на полчаса к соседке вышла! А-а-а-а! — заголосила толстая баба в ярком платке.

— Ладно, поехали, тут следователь нужен, а не мы. И честно говоря, я так хочу спать!

Но поспать мне в ту ночь так и не удалось. Около часа ночи раздался звонок в дверь.

— Здесь хирург Правдин живет? — спросил сухой хриплый голос.

— Здесь, а вы кто?

— Мы из милиции, откройте, необходимо поговорить!

Я открыл. За дверью стоял человек в форменном бушлате с погонами капитана.

— Проходите, слушаю вас.

— Вы последние дни выполняли ампутации ног? — спросил милиционер.

— Я месяц был в командировке, пару дней назад приехал. Но обычно зимой у нас ампутируют — много обмороженных. А в чем, собственно, дело?

— На помойке, за поселком, бомжи нашли человеческие ноги. Нам нужно знать, это ваши послеоперационные или расчлененка. Просим вас проехать с нами на место и помочь следствию.

— Интересно, а что бомжи делали в Новый год на помойке? — спросил я, когда мы сели в милицейскую «Ниву».

— Так они там живут, вот и наткнулись на ноги.

— Смотрите, какие сознательные бомжи, сразу обратились куда следует!

— Да, бдительности не теряют! — подтвердил милиционер.

Помойка располагалась километрах в трех от поселка, туда вела одна дорога, а вокруг холмами возвышались сугробы. Нас уже ждали. Неопределенного вида небритый человек в солдатском бушлате повел нас в глубь свалки, подсвечивая путь электрическим фонарем.

— Вот шдеся! — указал бомж, шамкая беззубым ртом.

— Доктор, посмотрите, ваша работа?

— Да, это послеоперационные конечности! — объявил я, осмотрев остатки двух ног.

— Вы можете объяснить, по каким признакам вы это определили?

— Пальцы, смотрите, черные, ссохшиеся после отморожения. Выше — ровный линейный разрез, вот видны лигатуры, их наложили в операционной, перевязывая сосуды. Уж не думаете ли вы, что кто-то отрезал человеку больные ноги и при этом перевязал сосуды хирургическим способом?

— Понял. Выходит, ноги отрезали в операционной?

— Абсолютно точно, в операционной.

— Тогда объясните мне, доктор, почему вы выбрасываете человеческие останки на свалку?

— Раньше мы их сжигали в кочегарке. Раньше кочегары просили за каждую конечность по сто грамм спирта, мы соглашались. А сейчас количество ампутаций почти утроилось, и они стали требовать по пол-литра за орган.

— Сориентировались! — хмыкнул капитан.

— Только где ж мы столько спирта возьмем? Стали просто в контейнер выбрасывать. Но однажды собаки вытащили ампутированную руку, вытащили ее на дорогу и стали грызть у всех на виду. Тут как назло какая-то важная тетя с районной администрации мимо проходила, увидела и сомлела, а потом закатила скандал.