Записки районного хирурга - Страница 81

К оглавлению

81

— На здоровье!

— А я вам схему хочу оставить, как керосином лечилась. Возьмите! Тут печатными буквами написано, так что вы разберете.

Я взял схему, но честно сказать, ни разу ею не воспользовался, а потом она и вовсе затерялась среди бесконечных переездов.

Но самое интересное у нас в отделении началось с приходом нового невролога. Доктор Чистяков сам не делал операций на головном и спинном мозге, но об их травмах знал практически все. Так как у нас в штате не было нейрохирурга, то Василий Петрович помогал нам диагностировать и лечить больных с черепно-мозговой травмой.

В основном с ЧМТ к нам поступали бомжи, пострадавшие в драках, пьяные водители, попавшие в аварии, и сбитые ими пешеходы. Травмы были тяжелыми, и даже прооперированные пациенты часто умирали. Приходилось оперировать «черепников» самому, на моем счету имелось больше сотни самостоятельно выполненных трепанаций. Это обычная практика в ЦРБ, где нет нейрохирурга, оперирует общий хирург после соответствующей специализации. А невролог, он выступает в роли консультанта, причем очень значимого. Многие умирали на десятые, а то и на двадцатые сутки после трепанации черепа, так и не выйдя из комы и не придя в сознание.

— Видимо, за что-то его Бог наказывает, — как-то заметил невролог, осматривая очередного «черепника», не пришедшего в себя через неделю после трепанации.

У больного начались пролежни, присоединилась гнойная инфекция, и, несмотря на все усилия санитарок и медсестер, он гнил заживо.

— Что это значит, Петрович? Поясни, — попросил я.

— Понимаешь, в чем дело, Дима… Я вот двадцать пять лет в неврологии, и «черепниками» примерно столько же занимаюсь. И вот что характерно. Если пострадавший был плохим человеком, делал людям гадости, пил, гулял, жене — мужу изменял, богохульствовал и тому подобное, то он и умирать будет тяжело, мучатся, как вот этот, — и Чистяков указал на гниющего пациента.

— Хочешь сказать, что те, кто тяжело умирают, — плохие люди?

— Не всегда, но часто. Посмотри на этого красавца. Весь в наколках, живого места нет, а руки без мозолей — то есть физический труд не для него. Тоже мне, Ленин.

— А это тут при чем? — не понял я.

— Это старая поговорка — Ленин тоже раньше все по тюрьмам да по ссылкам… Не смешно?

— Смешно, — пожал плечами я. — Странная у тебя теория, Петрович.

— Теория, возникшая из многолетних наблюдений.

— Василий Петрович, а этот вот страдает? — Я указал на осматриваемого пациента.

— Безусловно!

— Так он же без сознания, он ничего не чувствует!

— Так не само тело, биологическая масса, страдает, а душа! Душа его страдает, та субстанция, наличие которой многие отрицают. Мучается она, мечется, хочет покинуть тело, а не может.

— А почему не может?

— Ну, например, потому что форточка в палате закрыта, — улыбнулся Чистяков.

— Форточка? — Я почувствовал себя персонажем театра абсурда.

— Да, форточка! — Петрович приблизился к окну и приоткрыл его. — Скоро убедишься, что моя теория работает. Только форточку не закрывайте!

Через два часа больной скончался. Возможно, это было совпадением, а может, и нет. Но скажу точно, всякий раз, как какой-нибудь «черепник» «зависал» — и не поправлялся, и не умирал, — появлялся Петрович, открывал форточку, и мучения пациента заканчивались.

Однажды, когда Петрович навестил одного бомжа с тяжелым ушибом головного мозга и вдавленным переломом (больной уже не дышал сам, а находился на искусственной вентиляции легких) и открыл в его палате форточку, я взял да и закрыл ее.

Петрович пришел на следующий день, увидел закрытую форточку и спросил:

— Кто?

— Я!

— Зачем, Дима?

— Решил проверить твою теорию, вдруг ты ошибаешься.

— В любой теории могут быть слабые места! — возразил невролог и снова открыл форточку. — Только не советую закрывать.

— Это почему?

— Ну, душа не тело, может какую-нибудь пакость устроить тому, кто стоит у нее на пути.

— Ты шутишь? Как чья-то там душа может мне навредить?

— Жаждешь проверить или все-таки поверишь на слово?

— Пожалуй, поверю.

— Это правильно!

Пострадавший скончался через час. Больше экспериментировать я не стал. Интересно то, что форточка, открытая мной, «не работала», но стоило Петровичу приложить руку — душа страдальца вскоре обретала покой.

Нам многого не дано понять. Мне иногда кажется, что человек всего лишь инструмент, проводник в чьих-то руках. И то, что мы, медики, играем со смертью, отбирая у нее добычу, еще не говорит о том, что мы всемогущи. А когда кто-то из нас, окрыленный успехом, забывается и начинает думать, что может поспорить с самим Богом, происходит сбой, за которым следует смерть пациента.

Нельзя забывать о том, что мы — только люди.

Глава 18
И так бывает

Шел апрель 2001 года. Земля зеленела свежей травой, пригорки золотились мать-и-мачехой, снегопады сменились дождями. В один из таких дождливых дней я дежурил в больнице.

Леонтий Михайлович поменял планы и решил задержаться у нас еще на пару месяцев. Были какие-то проблемы при ремонте квартиры, так что он часто выезжал в область контролировать процесс. Вот и тогда была пятница, день дежурства Ермакова, но дела позвали его в город. Он упросил меня отдежурить, а сам укатил вечерним поездом, пообещав прибыть в понедельник.

Ох, не люблю я дежурить по больнице! Ладно если привезут хирургическую патологию, а если другую? И страшно, и неинтересно, и дежурство превращается в каторгу. Хорошо, что еще отменили освидетельствование нетрезвых водителей.

81