Записки районного хирурга - Страница 52


К оглавлению

52

Минут через двадцать ор достиг апогея, и привязанный Ибрагим стал елозить на кровати, пытаясь раскачать ее. Я с удивлением наблюдал за ним. Кровать широкая и тяжелая, но худосочному азербайджанцу удалось каким-то чудом раскачать и перевернуть ее.

Кровать упала на бок, раненый поднялся на ноги вместе с ней и снова попытался пробраться к крану. Мы снова уложили его на место. Добавили еще пару миллилитров успокаивающего, после еще. Он заснул только после шести кубиков.

Пришлось организовать круглосуточный пост возле любителя погулять с кроватью на спине. Был ли это постоперационный психоз, я не знаю, так как утром Ибрагим очнулся совершенно нормальным и вел себя смирно. Потихоньку ныл и просил попить, но кровать больше не переворачивал.

Я все боялся, что разойдутся швы на кишечнике и придется оперировать повторно, но все обошлось, и Ибрагим поправился. Я после сам попробовал перевернуть кровать, но у меня ничего не вышло. Через месяц ко мне заглянул и сам автор трюка. Ибрагим принес три бутылки коньяка и сказал «спасибо». Я напомнил ему тот инцидент и попросил повторить: Ибрагим лег на кровать, но перевернуть ее не смог. Мы посмеялись и расстались добрыми друзьями.

В определенные минуты организм способен мобилизовать все свои резервные силы.

В тот год зима пришла рано, уже в ноябре намело снега по пояс. Поздним осенним вечером я возвращался домой на уазике «скорой помощи». Мы только что закончили операцию на животе, и «скорая» развозила нас по домам. Сотрудники оперблока жили в разных районах поселка. Первой повезли к дому операционную сестру.

Салон автомобиля не отапливался, я, кутаясь в тулуп, в какой-то момент начал подремывать и прислонился к боковой дверце. Машина была старой, замок дверцы держался на честном слове.

Лихач-водитель резко повернул на узкой сельской улице, замок открылся, дверца распахнулась, и я на полной скорости вывалился из автомобиля. Мне удалось сгруппироваться, и я угодил в придорожный сугроб. Все произошло так быстро, что никто ничего не успел понять.

Я воткнулся головой точно в сугроб, Вошел в снежный холм по пояс, наружу торчали только ноги. Я засел настолько сильно, что не мог выбраться сам: мешал тулуп и толща снега, стягивающая руки. Кровь прилила к голове, мне не хватало воздуха, еще немного и я задохнулся бы. Но внезапно я ощутил, как кто-то разгребает снег и тащит меня за ноги вверх.

Через пару минут я лежал на дороге. Вокруг стояли члены оперблока и водитель и хохотали в голос. Встав и отряхнувшись, я присоединился к веселью. Все закончилось благополучно, но меня смущал один факт. От дороги до сугроба было не менее двух метров. Как мне удалось, сидя правым боком к обочине, угодить точно в сугроб, а не плюхнуться на мерзлую дорогу и сломать себе шею?

Многие вещи невозможно объяснить с точки зрения формальной логики. Поэтому мы называем их казусами.

Пете Похлебкину не повезло: он попал в стройбат. Прослужив пять месяцев, парень потерял килограммов двадцать собственного веса и приобрел такие твердые мозоли на руках, что запросто мог дергать крапиву без рукавиц.

Но судьба благоволила рядовому Похлебкину, так как его послали на погрузку пиломатериала в населенный пункт, располагавшийся всего в пятидесяти километрах от дома. Мамка Петина приехала и отпросила сыночка домой на одну ночь. Вечером забрала, а к утру обещала доставить служивого назад.

Голодный Петя с порога набросился на еду. Все время внезапной увольнительной он посвятил чревоугодию. Утром отяжелевший стройбатовец в сопровождении мамки поехал к месту службы. Вез его сосед дядя Николай, которому было обещано пол-литра самогона. «Трубы» у дяди «горели», и две трети «оплаты» он выпил залпом, даже не поморщившись. Отъехав километров пять от деревни, раритетный «Москвич 408» взбунтовался и на ровном месте перевернулся вверх колесами.

Дядя Коля отделался легким испугом, мамка сломала ключицу, а Петя получил тупую травму живота. Пока их нашли и доставили в больницу, прошло больше пяти часов. Водитель уже оправился и в лечении не нуждался, женщину загипсовали и, предложив в плановом порядке прооперировать — вставить специальный штифт в место перелома, госпитализировали в отделение.

С солдатом все обстояло гораздо сложнее. Он жаловался на боли в животе, состояние было тяжелым. Выполнив лапароцентез, я получил кровь. Значит, внутренние органы повреждены и кровоточат. Я предположил, что повреждена селезенка.

Взяли Петю в операционную, я открыл брюшную полость. К ране прилежал огромный перераздутый желудок, плавающий в крови. Он закрывал остальные внутренние органы. «Странно, что я не повредил его во время лапароцентеза, — подумал я. — Мы так сильно торопились, что перед операцией не промыли желудок пациента…»

Я разрезал желудок и попытался удалить его содержимое отсосом — но куда там! Весь орган был буквально забит пищей. Была там курица, свиное сало, соленые огурцы, помидоры, картофель, борщ и прочая, и прочая.

Отсос не справлялся и постоянно забивался, так как куски были довольно крупными. Похоже, голодный парень проглатывал куски, так толком и не разжевав их. Пришлось вычерпывать содержимое руками, освобождая желудок. В итоге получилось порядка пяти литров пищи.

Как только желудок уменьшился, со стороны селезенки появилась алая кровь. Отодвинув желудок, я увидел размозженную селезенку. Она практически полностью оторвалась от своей ножки. Получалось, что набитый под завязку желудок сработал как «подушка безопасности»: придавил размозженный орган и остановил кровотечение. Обжорство спасло жизнь Петру Похлебкину.

52