Записки районного хирурга - Страница 21


К оглавлению

21

— Ну, подождем, ничего! Похожу пока с пакетиком. Зато группу не снимут.

Железная логика — в дерьме, зато на полном пенсионе. Есть на что самогон покупать. И с каждым годом таких Гусаровых становилось все больше и больше.

Уйти домой мне в ту ночь так и не удалось. После Гусарова привезли сразу троих больных, и всех к нам. Первым был некто Порошок с желудочным кровотечением, бледный, пьяный и заторможенный. Последние десять лет он страдал язвой желудка. При осмотре кровотечение продолжалось. Установив зонд в желудок, я получил свежую кровь. Надо было срочно оперировать.

— Не дам вам операцию делать! — пьяно мычал Порошок.

— Как это не дашь? Помрешь! А у тебя, говорят, десять детей! Хочешь их сиротами оставить?

— Не хочу! И не десять, а одиннадцать!

— Тем более надо оперировать!

— Не доверяю я вам! Вызывайте санавиацию! Помру — на вашей совести моя смерть будет!

«Ну что ты будешь делать! — думал я. — Опять очередной выстебывается! Настрогал детишек и пропивает их детские пособия, а ты крутись возле него!» Позвонил в санавиацию — выяснил, что сейчас не летают, нет денег на керосин. Обещали приехать на машине часов через шесть. «Придется ждать, благо кровь нужной группы имеется в наличии», — подумал я, начиная переливание. Параллельно назначаю кровоостанавливающие препараты. Кровотечение хоть и уменьшилось, но все же продолжается.

Восковое лицо Порошка расплывается в улыбке:

— Я верю в вас, доктор, вы не дадите погибнуть отцу одиннадцати детей.

— Послушай, Порошок, не пил бы, и спасать никого не надо было!

— Так праздник был, Новый год! Как не выпить?

— Вообще-то уже пятое января на календаре.

— Так что с того? По-хорошему до четырнадцатого надо праздновать, до старого Нового года.

— А работать не надо?

— Я инвалид третьей группы, по общему заболеванию, мне нельзя работать.

— Остается только пить и детишек заводить, да?

— Да! Больше я ничего и не умею.

Оставив Порошка на попечение медсестры, я отправился к следующей пациентке. Худющая баба месяца три назад выпила по ошибке какую-то дрянь и заработала химический ожог пищевода. За медпомощью не обращалась: и раньше горло обжигала, и все проходило. Но сейчас все было намного серьезней. У нее пошло осложнение в виде стеноза пищевода.

Сперва не проходила твердая пища, затем начались проблемы с жидкой, а со вчерашнего дня перестала проходить и вода. Вернее, самогон. Ведущей жалобой пациентки и была невозможность выпить.

— Доктор, бухнуть не могу! «Синька» не проходит, помоги! — жалобно просила женщина, обдавая меня перегаром.

— А то, что пища не проходит, не волновало?

— Да что мне твоя пища! Я и без закуси бухать могу! Просто вот не лезет со вчерашнего бухло! Помоги!

— Может, пора остановится?

— Ты помоги, а там решим, пора или не пора!

Наш лор, Артур Скороходов, отбыл на учебу. Пришлось звонить в область и консультироваться по телефону с коллегами. В данной ситуации необходимо было бужировать пищевод, это делает только лор-врач. Но больная сейчас весила около тридцати восьми килограмм против тех восьмидесяти, что были у нее до ожога. Лор областной больницы объяснил мне, что пациентку надо вывести из дистрофии, в таком состоянии ее нельзя было оперировать. Необходимо было ее элементарно откормить, а для этого наложить гастростому. Сделать отверстие в желудке, подшить его к передней брюшной стенке и через специально вставленную трубочку вливать еду. Как нормализуется вес, отправить к ним на бужирование.

Я госпитализировал больную, но, так как эта операция не была экстренной, я наложил гастростому на следующий день. Все прошло замечательно, желудочное соустье работало превосходно, больная сама обучилась вводить пищу через трубочку, и я выписал ее домой, обязав прийти за направлением на бужирование, как только она наберет вес.

Она ушла и пропала. Встретил я ее слегка трезвую года через три возле рынка. Женщина заметно прибавила в весе, на ее лице играл нездоровый румянец, она была одета в длинный засаленный плащ.

— Ну что, съездила на бужирование? Успешно?

— А, доктор, — узнала она меня. — Нет, не ездила.

— А как питаешься?

— А как научили, через трубочку.

— И тебя это устраивает?

— А то! И пенсию по инвалидности получаю, и бухать запросто могу! — с этими словами женщина распахнула свой плащ, под которым не было никакой другой одежды, достала из кармана поллитровку с мутноватой жидкостью, следом — воронку, ловко вставила ее в желудочный свищ и перелила треть содержимого в организм.

— О как! — подивился я.

— Вот! Самогон в организм поступает — и ладушки! Теперь мне операция ни к чему! Могу пить все, что горит, и не блевать!

Интересная пациентка, запоминающаяся: который год живет на разбавленном спирте, и все ей нипочем. Больше наши дороги не пересекались.

Третий страдалец, доставленный «скорой» в ту ночь, был тщедушным бледным юношей лет двадцати пяти. Он тоже «фонил» алкогольными парами.

Двумя часами раньше его жена, дородная бабища, запустила в своего астеничного супруга будильником, крича: «Достал ты меня своим пьянством!» Будильник оказался еще советского производства, его циферблат закрывало обыкновенное стекло.

Им парня и поранило. Губы и щеки в крови, подруга жизни испугалась, вызвала «неотложку» и, подхватив раненого на руки, доставила его в больницу. Вот это любовь!

Осмотрев раны, я не нашел их смертельными. Из щек и верхней губы достал небольшие стеклянные осколки. Осмотрев раневые каналы, зашил повреждения и отправил супругов домой.

21