— Ахмед, — скривившись, ответил пострадавший.
— Ты откуда?
— Из Дагестана.
— А здесь что забыл?
— Работаю.
— Ясно. Задери рубаху, — попросил я и осмотрел рану.
Раневой канал начинался по лопаточной линии слева, в проекции почки, шел сверху вниз, спереди назад, и пропадал глубоко в тканях.
— Нож длинный был?
— Не видел, сзади ударили.
— Длинный! — сказал бородатый. — Мы нож нашли, вот такой! — И он показал руками размер ножа. — Ну что, жить будет?
— Будет, но нужна операция! Давайте так договоримся: вы нам не мешаете. Сейчас закончат оперировать мальчика, и сразу берем твоего парня. Но чтоб никто из ваших не ходил здесь и не пугал персонал и больных.
— Хорошо! Ты будешь оперировать?
— Я, только пугать меня не надо. А то руки начнут трястись и чего-нибудь не так сделаю, тебе это надо?
— Нет! Пугать никто не будет, я обещаю! Но прошу, сделай все хорошо!
— Сделаю как себе!
— Вай, хорошо!
Я прошел в операционную, толкнул дверь плечом — оп-па, закрылись изнутри на швабру.
— Эй, в осаде, открывайте, это я!
— Ой, Дмитрий Андреевич! — выглянула испуганная санитарка. — А мы закрылись, а то эти хотели прямо сюда забежать!
— Знаю! Пока ситуация под контролем. Когда закончите?
— Дмитрий Андреевич, заканчиваем! Пару швов осталось наложить! — бодро доложил Ветров.
— Ну как там джигиты? Как ты с ними совладал? — поинтересовался Иван.
— Да как-то договорились. Если спасем Ахмеда, то будет все отлично, а если нет, то не знаю!
— Дмитрий Андреевич, надо спасти, — испуганно прошептала операционная сестра. — А то нам всем не поздоровится. Вон их сколько, всю больницу окружили!
— А что, милиция не едет? — спросила санитарка. — Их давно уже вызвали.
— А что милиция. Вон возле дверей их машина стоит, не вмешиваются, — ответил я. — Говорят, они ничего противоправного пока не видят.
— Вот, у нас всегда так, надо, чтобы что-нибудь обязательно произошло, только тогда милиция вмешается, а так нельзя их отогнать! — возмутилась операционная сестра.
— Ладно, вы поменьше говорите, а давайте заканчивайте и берите раненого!
Через полчаса я выполнил лапаротомию и вошел в живот. При ревизии обнаружил сквозную рану левой почки, но без повреждения ее ножки, и сквозное ранение нисходящего отдела толстой кишки.
Кровопотеря была небольшой, но при таких ранениях по всем канонам надо выводить колостому. Ахмеду не было еще и тридцати, и мне стало жалко парня, обреченного полгода какать в мешочек. «Обещал как себе сделать, надо слово сдержать. Себе бы я колостому не стал бы выводить. А если швы на кишке воспалятся и рана разойдется, может перитонитом осложниться. Тогда точно, с меня живого эти ребята не слезут».
— Дмитрий Андреевич, чего задумались? Колостому надо выводить! — подсказал Юра.
— Иван, выйди, спроси у группы поддержки, сколько времени с момента ранения прошло, — попросил я, не отреагировав на слова ассистента.
— Говорят, часа три назад ударили! — сообщил вернувшийся Иван.
— Ладно, ушиваем кишку и почку, колостому выводить не будем!
— А как же каноны? — поинтересовался Юра.
— А мы их не нарушаем, до шести часов дозволяется ушить рану кишки без вывода ее на переднюю брюшную стенку.
— Да это если дырка небольшая! А тут сквозная, два пальца запросто пролезут, и говно в животе.
— Ничего, ушьем в три ряда, фекалии уберем, дренажи поставим. Не боись, Юра, прорвемся!
— Ну, не знаю, я бы не стал рисковать.
— Так я же рискую, ты всего лишь ассистент, — объяснил я и ушил почку и раны толстого кишечника.
Отмыв брюшную полость от фекалий, установил дренажи и ушил операционную рану.
— Ну, все! Жить будет, рожать вряд ли! — заключил я и вышел из операционной.
В коридоре меня уже ждали. Керим, бородатый «авторитет», выглядел встревоженным.
— Керим, все хорошо! — объявил я и коротко рассказал об операции, а о возможных осложнениях упомянул вскользь, не делая на них особого акцента.
— Ну, доктор, если все обойдется, то я твой должник! — заключил Керим.
— А если нет?
— Давай не будем о плохом, пусть парень поправляется.
Несмотря на все опасения, Ахмед быстро пошел на поправку, а после того как на пятые сутки он сам покакал, я понял, что, кажется, все в порядке.
Через десять дней я снял швы и выписал Ахмеда домой. Все отделение вздохнуло спокойно: пока он лежал в хирургии, бесконечные толпы сынов гор приходили его навещать, несмотря ни на какие запреты.
Бедного Саныча неделю не могли успокоить: в день операции он забился на чердак и там забаррикадировался, нашли его только к вечеру, и мне стоило больших усилий убедить его выйти из убежища.
— Керим, — спросил я у «авторитета», — зачем твои ребята так напугали нашего доктора, кто ему уши пообещал отрезать?
— Да, слушай, это шутка была! Ребята молодые, горячие, юмор любят!
— После вашего юмора у Саныча третий день руки трясутся, он на работу не хочет идти. Кто прием вести будет? Может, твои ребята?
— Я сам поговорю с вашим Санычем, все нормально будет! — улыбнулся Керим.
Не знаю, что он ему там пообещал, но Саныч трястись перестал и даже несколько раз улыбнулся. А по коридору все равно ходил очень робко, и нет-нет да оглядывался, словно ожидал удара сзади.
Перед уходом Ахмеда из отделения я рассказал ему всю правду об его ранении, а когда дошел до того места, когда стоял на распутье, рассуждая, выводить колостому или нет, дагестанец заметно побледнел.