Записки районного хирурга - Страница 109

109

— Ох, Саныч, ладно, где пациентка?

На столе в перевязочной лежала женщина средних лет. Ее лицо было накрыто стерильной простыней с прорезью, через которую выбухала опухоль размером с лесной орех.

— Саныч, а ты уже обезболил? — спросил я.

— Да, шеф, десять кубов однопроцентного новокаина ввел, все в полном порядке.

— Вам не больно? — поинтересовался я у больной, кольнув кожу над опухолью тоненькой иголкой.

— Нет, доктор, я абсолютно ничего не чувствую! — спокойным голосом сообщила женщина.

— Ну, тогда поехали! — и с этими словами взял в руки скальпель. — Что-то странная какая-то атерома…

В следующую секунду из-под режущей стальной кромки фонтаном брызнула алая кровь и устремилась под потолок. «Черт! Это же аневризма лицевой артерии!» — молниеносно догадался я.

— Что такое, шеф? — испуганно сощурился Саныч.

— Аневризма это, Саныч! Бегом в операционную, пусть немедленно разворачиваются! — закричал я, зажимая пальцем поврежденный сосуд.

Такой ляп! Вместо атеромы я натурально вляпался в аневризму — мешотчатое расширение артерии. Вероятно, если б я сам осмотрел женщину до операции, такого подвоха не произошло бы. Стенка аневризмы — это и стенка артерии одновременно, поэтому она всегда пульсирует. Не заметить это можно только сослепу.

Надо срочно оперировать, ушивать место повреждения, промедление смерти подобно.

Весь путь от кабинета до операционной я пальцем зажимал мною же сделанную дырку в сосуде. Лицевая артерия отходит от наружной сонной артерии, поэтому кровотечение бывает очень сильным. Человек может в считанные минуты погибнуть от артериального кровотечения.

Артерия сократилась. Искать ее — означало терять кровь пациентки. Ушить место повреждения стало невозможным, и я решил прошить сосуд. Развитые коллатерали позволяют выполнить эту операцию без особого ущерба для пациента.

Так простая манипуляция обернулась операцией с элементами челюстно-лицевой хирургии. Что называется, доверяй, но проверяй!

За год до этого со мной случилась похожая история, у нас еще работал Минусинский. Послал больного с приема в отделение, якобы с геморроем, на операцию. Я тогда тоже особо не разглядывал, глянул — есть, ну и ладно. А когда на операции больной уже на столе лежал в наркозе, я начал зеркалом прямую кишку расширять, а оно не вошло. «Что такое?» — а там циркулярно суживающий нижнеампулярный отдел прямой кишки!

Геморрой у больного, конечно, был. Но тогда на первое место вышел рак, им надо было заниматься, пока он еще был операбельным!

Теперь всех больных, которых мне предстоит резать, я обязательно осматриваю сам и от других того же требую.

Следующий ляп допустил доктор Ветров. Будучи экстренным хирургом, он вместе с травматологом прооперировал пострадавшего с ранением тонкой кишки. Конечно, операция шла поздно ночью, и, чтобы побыстрее закончить, Юра взял да и ушил апоневроз непрерывным швом, то есть одной нитью.

Через дня три нитка взяла да и лопнула. Внутренние органы вышли под кожу. Мы взяли больного в операционную, Ветров пошел со мной, но был непривычно угрюм — и когда я увидел его работу, то понял почему.

— Юра, а что это за новости? Почему вы апоневроз непрерывным швом ушили?

— Да вот торопились, ночь уже была, думал, так быстрее.

— Юра, каноны хирургии сформированы еще в девятнадцатом веке! Правила, дорогой мой, писаны кровью, и мы выполняем их досконально, если не хотим, чтобы эта кровь была на наших руках. Если положено апоневроз узловыми швами ушивать, то и надо ушивать узловыми! Не матрасным, не обивным и не каким бы то ни было еще!

— Дмитрий Андреевич, а вы слышали, что сейчас ткани не сшивают, а склеивают?

— Слышал, читал несколько статей. Цианакриловым клеем. Пишут, что этот метод дает неплохие результаты.

— Ну вот! Если клеем апоневроз склеивают, то почему его нельзя ушить непрерывным швом?

— А ты не видишь? Нитка лопнула — весь шов распался, кишки полезли под кожу. А если бы ты наложил двадцать узловых стежков — да, это заняло бы больше времени, но тогда, даже если половина швов лопнула бы, оставшиеся нитки держали бы ткани!

— А клеем если? — не унимался Юра.

— А ты сам хотел бы, чтобы тебя на операции заклеили, а не зашили?

— Ой, нет, — сник Ветров.

— Вот видишь. Надо больному всегда делать как себе, понимаешь? Когда ты применяешь какую-то методику на пациенте, представляй себе, понравилось бы это тебе самому или нет. Думаю, тебе не захотелось бы выступить подопытным кроликом, так?

— Нет, конечно!

— Так, а почему тогда на других экспериментируешь?!

— Дмитрий Андреевич, не кричите, я все понял, больше такого не повторится!

Я ему поверил, а зря: через месяц наш юный Ветров снова «начудил», причем практически по той же схеме.

— Дмитрий Андреевич, — обратился ко мне больной Маслов на утреннем обходе. — Вы не знаете, почему после вчерашней операции у меня нога еще больше стала болеть?

— А что за операция у вас была вчера? — удивился я.

— Да, — начал его лечащий врач доктор Ветров, — у него карбункул бедра был, я применил новую методику, а на перевязке еще не смотрел, так что пока не в курсе.

— Юра, что у тебя опять за методики?

— Приглашу вас на перевязку и объясню!

— Сделай милость, рационализатор ты наш!

Суть новшества заключалась в том, что хирург Ветров иссек небольшой карбункул на бедре Маслова в пределах здоровых тканей и наложил первичные швы. За ночь конечность распухла, воспалилась и покраснела, место ушивания алело ярким пятном, швы врезались в кожу.

109